— Умно придумала твоя сестра, но присвоить мою квартиру себе она не сможет, — твёрдо заявила я мужу.

Антон вопросительно приподнял бровь: — Лиза, ты о чём? Что ещё удумала Полина?

Я нервно прошлась по комнате, пытаясь сформулировать мысли в слова. После неожиданной кончины отца две недели назад моя жизнь превратилась в кошмар. И дело было вовсе не в горе утраты.

Всё началось за пару месяцев до смерти папы. Осенью он сильно сдал — сказывались многолетние проблемы с сердцем и сосудами. Врачи предупреждали, что нужна сложная и дорогостоящая операция. Но отец всё откладывал, не желая ложиться под нож.

В тот период мы с Антоном практически поселились у папы в квартире — я взяла отпуск за свой счёт, муж договорился о дистанционной работе. Дни и ночи проводили у постели больного, поддерживая его как могли.

И вот тогда-то на горизонте нарисовалась Полина — сводная сестра моего мужа по отцу. До этого она нечасто баловала нас визитами, а уж в последние пару лет и вовсе исчезла с радаров. И тут — на тебе, примчалась, вся из себя любящая и заботливая.

— Антоша, как же так, почему вы сразу мне не сказали, что папе Мише так плохо? — всплёскивала она руками, рассыпаясь в причитаниях. — Я бы раньше приехала, помогла чем смогла!

«Держи карман шире, сестрёнка», — думала я про себя, глядя на её представление. Полину я знала плохо, но нутром чуяла — не просто так она тут крокодильи слёзы льёт. Уж больно хищно блестят её глазки, особенно когда взгляд падает на дорогую папину библиотеку или антикварный сервант.

Впрочем, Антон искренне обрадовался поддержке сестры. Даже как-то посветлел лицом, будто гора с плеч упала. Ещё бы, теперь у нас есть союзница, готовая хоть посуду помыть, хоть за лекарствами сгонять. А муж сможет чаще отлучаться по рабочим делам.

Вот только я продолжала напрягаться. Уж слишком рьяно Полина взялась ухаживать за отцом. То супчик ему сварит, то в кровати поправит. А как сядет рядом и давай судьбу мою незавидную обсуждать:

— Ой, Мишенька, и как вы только с Лизкой уживаетесь? Ведь тяжёлый у неё характер. Мужа-то, вон, совсем загоняла. Скоро на тень похожим станет. Эх, не ценит она вас, не бережёт…

Я аж кулаки сжимала от злости, когда эти разговорчики слышала. Да кто она такая, чтобы наши отношения судить?! Тоже мне, сестра года выискалась! Прибежала на готовенькое, когда все тяготы позади.

Отец от таких речей слабо отмахивался. Видно было, что не по душе ему сплетни за спиной дочери. Но и прогнать вертихвостку не решался. Всё-таки как-никак, а Антону она родня.

А та и рада стараться. Оккупировала кухню, сутками у плиты пропадала. Гостиную заполонили вазочки-статуэточки, которые Полина якобы хотела показать отцу для ознакомления. Постепенно она стала чуть ли не полноправной хозяйкой в папиной квартире.

Меня всё это тихо бесило. Хотелось рявкнуть, мол, знаем мы твои фокусы, не впервой замужних мужиков охмурять! Ишь, глазки-то как стреляют в сторону Антона. Того и гляди уведёт из семьи, пока я тут с больным вожусь.

Но приходилось держать язык за зубами. Куда было деваться? Ссориться с родней мужа в такой момент — последнее дело. Да и доказательств особых против Полины не было, кроме моей интуиции.

Так бы и продолжалось наше шаткое перемирие, если бы не внезапный уход отца. В тот роковой день Полина вызвалась сходить в аптеку за лекарствами. Ну а мы с Антоном на полчасика отлучились перекусить и помыться домой.

Когда вернулись, папа уже не дышал. Видимо, очередной сердечный приступ. А Полины и след простыл вместе с рецептами и деньгами на лекарства. На столе лишь записка: «Антоша, не поминайте лихом».

Дальше был какой-то сюрреалистичный ад — слёзы, морг, похороны, поминки. Организацией всего занималась я, механически, на автопилоте. Антон время от времени порывался помочь, но быстро сникал. Было видно, что он совершенно раздавлен двойной потерей — и отца, и веры в сестру.

Кстати, на похоронах Полины так и не объявилась. Видимо, рыльце в пушку, решила отсидеться где-то на дне. Ну и поделом, я даже не думала её разыскивать. Слишком много всего навалилось.

А через неделю после похорон пришло письмо. С трясущимися руками я распечатала конверт, который вручил мне курьер из юридической конторы. Внутри было завещание. Вот только не в мою пользу, как ожидалось. А в пользу Полины, представьте себе!

Согласно последней воле отца, переданной через портал государственных услуг, квартира со всем имуществом переходила во владение «любимой доченьке Полинушке». За месяц до смерти папа якобы внезапно проникся к ней отцовскими чувствами. Аргументировал он это тем, что кровь не водица, а я, Лизонька, уж прости-извини, и так с мужем при своём угле.

У меня потемнело в глазах от такого откровения. Даже не верилось, что отец мог так подло поступить со мной. Обделить единственную родную дочь в пользу пасынка, который появился на горизонте без году неделя? Да ни за что!

В голове тут же стали прокручиваться недавние события. Полина вдруг зачастила к отцу, окружила его вниманием и заботой. Без конца твердила, какая я неблагодарная дочь, гнёт хребет бедолага Антон. И надо же, как в воду глядела, папа оставил ей квартиру! Ну не мерзость ли?

Я рванула трубку, набрала номер папиного нотариуса. Наизусть его ещё не выучила, но в ежедневнике отца был записан. На том конце провода ответил скрипучий старческий голос. Я быстро представилась и перешла к делу.

— Иван Петрович, добрый день. Меня интересует завещание моего отца, Кузнецова Михаила Фёдоровича. Вчера мне сообщили, что вы заверяли его последнюю волю буквально за месяц до смерти. Это правда?

— Ммм, Елизавета Михайловна, здравствуйте, — замялся нотариус. — Да, было дело. Михаил Федорович изъявил желание составить завещание. Сам лично продиктовал текст. Свидетелем выступила его падчерица, Полина Антоновна.

— Пад-че-ри-ца? — по слогам переспросила я. — Да она ему вообще никто! Максимум — сводная сестра пасынка.

— Прошу прощения, но именно так Михаил Федорович её представил — любимая доченька Полинушка, — развёл руками Иван Петрович. — Я, конечно, удивился странной формулировке. Но раз человек в своём уме и твёрдой памяти, имеет право распоряжаться имуществом по собственному усмотрению.

От услышанного меня затрясло. Вот же лицемерная тварь, как ловко провернула афёру! Втёрлась в доверие к больному старику, прикинулась примерной падчерицей. И ведь как подловила момент, когда мы с мужем на десять минут вышли! Папа-то небось и не понимал особо, что подписывает.

Я заскрежетала зубами. Ну уж нет, так легко эта пронырливая особа не отделается. Если думает, что может запросто присвоить себе мою квартиру, то глубоко заблуждается!

И вот теперь, две недели спустя, я озвучила всё это мужу. Рассказала ему про завещание, про проделки Полины, про своё твёрдое намерение восстановить справедливость. Антон слушал, не перебивая, лишь время от времени тяжело вздыхал и прикрывал глаза рукой.

— Помнишь, папа незадолго до смерти подписал дарственную на квартиру? В здравом уме и трезвой памяти, как говорится, — начала я.

Муж кивнул, не понимая, к чему я клоню.

— Так вот, стояла там подпись не только отца, но и свидетеля. Как думаешь, кого? — я многозначительно посмотрела на Антона.

— Только не говори, что… — начал догадываться он.

— Именно! Полины, твоей обожаемой сестрицы, — горько усмехнулась я. — Она каким-то образом уговорила отца подписать дарственную и выступила свидетелем сделки. А теперь, после его смерти, заявляет свои права на квартиру.

У Антона отвисла челюсть. Он явно не ожидал от своей сестры такой подлости. Но меня уже было не остановить:

— Сегодня Полина заявилась ко мне и с ехидной улыбочкой сообщила, что теперь квартира принадлежит ей. Дескать, раз она была при оформлении и подписала бумаги как свидетель, то юридически всё чисто. А мне, видите ли, следует съехать в ближайшее время. Представляешь?!

Муж нахмурился, переваривая услышанное. Видно было, что внутри у него идёт нешуточная борьба. С одной стороны — родная сестра, с другой — любимая жена и очевидная несправедливость.

— Лиз, а может она права? — наконец осторожно произнёс он. — В плане юридической чистоты сделки?

— Антон, очнись! — вскипела я. — Да какая разница, насколько там всё чисто юридически! Суть в том, что Полина манипулировала отцом, воспользовалась его доверием в своих корыстных целях. Разве сестра, которая любит и уважает своего брата, так поступила бы?

— Понимаю, но может стоит дать ей шанс объясниться? — Антон всё ещё пытался защищать сестру. — Вдруг это недоразумение?

— Ну конечно, недоразумение! — саркастически рассмеялась я. — Странное недоразумение, учитывая, что отец ни словом не обмолвился, что собирается переписать квартиру на Полину. Да и сама она молчала до последнего, пока он не умер!

Муж понурился, не в силах поверить в двуличность сестры. Мне стало его даже жаль. Всю жизнь он считал её своей лучшей подругой, опорой и поддержкой. А тут такое…

Я подошла к Антону и мягко обняла за плечи: — Милый, я понимаю, тебе сейчас нелегко. Всё-таки она твоя младшая сестра, ты привык её опекать. Но пойми, Полина давно уже не ребёнок. И, похоже, жажда денег и недвижимости оказались для неё дороже родственных уз.

— Но как же так? Зачем ей это? У неё ведь своя квартира есть… — растерянно бормотал муж.

— Затем, что одной мало. Захотелось расширить жилплощадь, а тут подвернулся удобный случай, — вздохнула я. — Знаешь, меня ведь не сама квартира волнует даже. А то, что отца нагло обвели вокруг пальца и умело воспользовались его доверием в своих целях. Как подумаю, что он подписал дарственную, считая, что делает доброе дело для сестры своего любимого зятя, аж зубы сводит!

— Да уж, некрасиво получается… — согласился Антон. — Но что теперь делать?

— Не знаю пока. Но так просто сдаваться я не намерена, — решительно заявила я. — Пойду к юристу, буду разбираться. В конце концов, должны же быть какие-то законные способы оспорить эту липовую дарственную.

— Лиза, давай не будем горячиться, — попытался успокоить меня муж. — Может ещё удастся решить всё миром, без судов и разбирательств?

— Антон, спустись с небес на землю, — устало произнесла я. — Не хочу тебя расстраивать, но, боюсь, твоя сестра уже всё для себя решила. Вряд ли она одумается и добровольно вернёт квартиру.

— И всё равно, давай попробуем поговорить с ней ещё раз. А потом уже будем принимать меры, — взмолился муж.

Я скептически хмыкнула, но спорить не стала. В конце концов, Полина его родная сестра. Понятное дело, ему хочется верить в лучшее и избежать публичных разборок.

— Хорошо, уговорил. Попытайся вразумить Полину. Но, боюсь, тебя ждёт большое разочарование, — вздохнула я.

На том и порешили. На следующий день Антон отправился к сестре на переговоры. Вернулся он мрачнее тучи и на все мои расспросы лишь нехотя буркнул: — Ты была права. Бесполезно.

Оказывается, Полина даже слушать не захотела доводы брата. Стояла на своём: мол, квартира теперь принадлежит ей по закону, и точка. А нам с Антоном следует смириться и не раздувать скандал на пустом месте.

— Ясно. Значит, вариант с примирением отпадает, — констатировала я, видя удручённое лицо мужа. — Что ж, будем действовать через суд.

Следующие пару месяцев превратились для нашей семьи в утомительный марафон по инстанциям. Мы с Антоном сидели в кабинетах юристов, собирали доказательную базу, ждали заседаний. Полина не сдавалась, всячески затягивая процесс.

В какой-то момент нам удалось отыскать ещё одного свидетеля — сиделку отца, Марию Игнатьевну. Как оказалось, в день подписания дарственной старушка случайно услышала часть разговора Полины с папой. По её словам, сестра мужа откровенно давила на больного, уговаривая переписать квартиру. Угрожала, что иначе бросит его беспомощного, лишит ухода и заботы. Бедный отец сопротивлялся, но в итоге сдался. Видимо, побоялся оказаться совсем без присмотра.

Признание Марии Игнатьевны стало в суде решающим козырем против Полины. Да она и сама в какой-то момент дрогнула, запуталась в показаниях, стала нести откровенную чушь. Было очевидно — тётка лжёт и изворачивается, лишь бы ухватить лакомый кусок.

В итоге суд всё же признал сделку недействительной. Оказалось, экспертиза подписи отца тоже подтвердила, что она могла быть сделана под давлением. На этом основании дарственную аннулировали и вернули квартиру в моё законное владение.

Вот только легче от этого почему-то не стало. Глядя на поникшего Антона, я вдруг поняла — дело ведь не в квадратных метрах. А в утрате доверия между родными людьми. Теперь уже никто не сможет отменить тот факт, что сестра пошла на подлог и обман ради корысти.

— Лиза, почему она так с нами? Неужели квартира дороже брата? — тихо спросил муж, обнимая меня после оглашения вердикта суда.

— Не знаю, Антоша. Видимо, у каждого свои приоритеты, — вздохнула я, прижимаясь к его плечу. — Наверное, ей всегда было мало твоей любви и нашего участия. Захотелось большего.

— И что теперь? Простить и забыть? — горько усмехнулся он.

— Простить — это вряд ли, по крайней мере пока. А вот жить дальше придётся. Куда мы денемся? — грустно улыбнулась я.

Муж лишь крепче прижал меня к себе. Мы стояли обнявшись посреди опустевшего зала суда. Квартирный вопрос был улажен. Но душевную рану, нанесённую близким человеком, ещё предстояло залечить.

Впереди у нас были долгие месяцы холодной войны с Полиной. Её обиженное сопение в сторонке и шпильки в наш адрес. Еженедельные попытки Антона вразумить сестру и наладить отношения. Мои усилия по воссозданию семейного уюта и спокойствия. Нелёгкое это дело — склеивать разбитую чашку…

Но одно я знала точно. Преодолев этот кризис, мы с мужем стали только ближе и роднее. Научились не просто слышать, но и слушать друг друга. Ценить каждое мгновение, проведённое вместе. И главное — доверять.

Ведь дом — это не стены и метры, не дарственные и свидетельства о собственности. Дом — это люди, которые в нём живут. Их отношения, привязанность, забота — вот что действительно бесценно. И уж эти сокровища я никому не позволю украсть. Даже если очень умно придумает.

Через полгода после суда Полина всё же попыталась извиниться. Приехала к нам с повинной, мол, бес попутал, затмение нашло. Давайте начнем с чистого листа, простите дуру старую. Но было уже поздно. Слишком много всего наговорено и нафантазировано, назад не отмотаешь.

Мы приняли её извинения, но близко подпускать не спешили. Так, встречались пару раз в год на семейных праздниках — и хватит. Антон больше не искал в сестре родственную душу, не откровенничал с ней, как раньше. Та обида засела слишком глубоко.

Полина, впрочем, особо и не настаивала на возобновлении общения. То ли устыдилась содеянного, то ли поняла, что манипулировать братом уже не выйдет. Лишь смотрела на нас издали виновато и горько улыбалась. Видать, и впрямь сообразила, что семью на деньги да квартиры не выменять.

А мы с мужем постепенно оттаивали. Учились снова шутить, мечтать, строить планы. И пусть прошлое то и дело напоминало о себе фантомной болью, мы упрямо шли вперёд. В конце концов, любой опыт, даже негативный — это урок. Главное — правильные выводы сделать.

Сейчас, три года спустя, я уже мало вспоминаю ту злополучную историю с квартирой и завещанием. Некогда — дел невпроворот. У нас с Антоном родилась дочка, Машенька. Поэтому всё свободное время уходит на пелёнки-распашонки, прогулки в парке и песенки перед сном.

Полина? А что Полина… Тётка она, конечно, специфическая. Но и у таких случаются проблески человечности. Вон, недавно даже подарок Машке прислала — огромного плюшевого мишку. Не иначе, как в знак примирения.

Мы приняли презент благосклонно. Но близких отношений заводить всё равно не спешим. Слишком уж велик риск нарваться на очередную манипуляцию. Да и ни к чему оно нам, если честно. Своих забот-хлопот хватает.

Вот и выходит, что права я была тогда, в самом начале этой истории. Умно, конечно, придумала Полина — прикарманить папину квартиру через липовую дарственную. Да только ум ум уму рознь. Бывает он и недобрый, корыстный. И толку с него чуть.

В общем, живём мы теперь своим домом — уютным, тёплым, любовью согретым. Растим дочку, работаем, мечтаем о будущем. А квартира та, злосчастная, так и стоит пустая. Руки всё не доходят продать или сдать — столько с ней воспоминаний связано, и горьких, и сладких.

Зато, если Машка подрастёт, будет у неё собственное гнёздышко. От бабушки с дедушкой, с историей. И уж я, как мать, позабочусь, чтобы никакая богатая родня на эту квартиру губу не раскатывала. В общем, опыт у меня теперь есть, сама кого хочешь научу, как своё добро от жадных лап защищать.

Ведь недаром говорят — дом можно отнять, имущество — присвоить. А вот то, что у тебя внутри — доброту, честность, любовь к ближнему — это неподвластно ни дарственным, ни завещаниям. И уж тем более никакой хитрющей Полине.