— Хватит врать, Антон! Я своими глазами видела, как твоя мать рылась в моих документах на квартиру, — я с негодованием смотрела на мужа, скрестив руки на груди. — Что это еще за маневры за моей спиной?
— Да ладно тебе, Свет, — попытался отмахнуться он. — Чего ты раздуваешь из мухи слона? Мама просто хотела глянуть планировку, ей же интересно. Это ж не преступление.
— А почему нельзя было спросить меня? — не унималась я. — Мы же семья, какие могут быть секреты? Нет, здесь что-то нечисто…
Непонятное чувство тревоги поселилось в душе. Свекровь у меня та еще штучка — себе на уме. Два года живем вместе, а я до сих пор не могу понять, что у нее на уме. То улыбается приторно, то глазами стреляет, как из пулемета. И вот теперь еще по моим бумагам шарится!
— Свет, ты чего? — муж недоуменно уставился на меня. — К чему эти подозрения? Мама просто любопытная, ей все надо знать. Вечно ты из пустого раздуваешь…
Любопытная, как же! Хитрая она, вот что. Всю жизнь сынка своего под юбкой держала, ни на шаг от себя не отпускала. А как мы поженились — так и вовсе озверела. Все ей не так, все ей не эдак. То борщ у меня недосолен, то платье слишком короткое. Тьфу!
— То есть тебя совсем не смущает, что чужой человек копается в моих личных документах? В бумагах на собственность? — моему возмущению не было предела.
— Какой чужой, Свет? Это же моя мать! Ну хотела женщина узнать метраж, планировку, расположение комнат…
— Зачем? — отрезала я. — Она что, ремонт нам собралась делать? Или мебель заказывать? Антон, очнись уже! Квартира принадлежит мне, я ее купила еще до нашей свадьбы. И нечего твоей мамаше совать нос в мою недвижимость!
Муж как-то сник, сжался. Видно было, что разговор ему неприятен. Еще бы, кому охота признавать, что родная мать — змея подколодная.
— Да при чем здесь мама… — забубнил он. — Свет, что ты раздула трагедию на ровном месте! Ну посмотрела женщина бумажки, ну и что теперь?
— Бумажки? — взвилась я. — Это, по-твоему, бумажки? Документы на недвижимость — это тебе не книжки-раскраски! Там все серьезно — право собственности, технический паспорт, кадастровый номер. Такие вещи посторонним не показывают!
— Ну Свееет, ну чего ты разошлась, — заканючил Антон. — Хочешь, я с мамой поговорю? Скажу, чтоб не лезла, куда не просят. Только ты это, не кипятись, ладно? Семейный скандал нам ни к чему…
Ага, конечно! Только скандалами и разборками я сыта по горло. То свекровь бельишко мое перетряхивает, то на кухне командует, а теперь еще и до документов добралась! Нет, так дело не пойдет. Надо с этим завязывать, и побыстрее.
— Антон, по-моему, ты не понимаешь всей серьезности ситуации, — процедила я сквозь зубы. — Твоя мать явно что-то задумала. И я намерена выяснить, что именно.
Муж опустил глаза. Молчит, краснеет. То ли и правда не в курсе маминых интриг, то ли прикидывается валенком. Эх, бедолага ты мой! Был женихом завидным, а стал тюфяком подкаблучным.
— Ладно, Антош, черт с тобой, — вздохнула я устало. — Сам разбирайся со своей мамашей. А я пойду к Юрке, он как раз по семейным делам специализируется.
— К какому еще Юрке? — встрепенулся муж. — Это кто? Ты о чем вообще?
— Юрка — это мой адвокат, — пояснила я. — Тот самый, что квартиру мне помогал оформлять. Вот к нему и схожу, проконсультируюсь. Заодно узнаю, не нарушила ли твоя мать каких законов, пока в моих документах копалась.
Антон побледнел и как-то сразу сделался маленьким-маленьким. Съежился, сжался, того гляди под диван залезет. Эх ты, амеба! Даже любимую женщину защитить не можешь.
— Свет, постой… Да я сам с мамой разберусь, обещаю! — испуганно залепетал он. — Вот ей-богу, сегодня же поговорю с ней, все мозги вправлю. Только ты это, не ходи никуда, не надо адвокатов…
— А то что, Антоша? — прищурилась я. — Уж не знаешь ли ты чего? Может, ты в курсе, зачем мамаша твоя в моих бумагах ковырялась?
Муж совсем стушевался, сделался пунцовым. Очевидно же — знает, паршивец, да сказать боится. Эх, удружила ты мне, свекровушка! Мужа от меня отвернула, сына своего едва не преступником сделала.
— Ладно, черт с тобой, — отрезала я. — Сиди дома, трясись дальше. А я пошла в юридическую контору. И смотри мне, Антон Палыч, не вздумай матери своей звонить! Одно его слово ей — и нам конец, так и знай.
Муж испуганно закивал, лишь бы я поскорее ушла. Видеть его таким — сникшим, жалким — было почти физически больно. Вот же угораздило, а! Выскочила по дурости, не подумав. Теперь расхлебывай…
— Добрый день, Светлана Юрьевна! Рад вас видеть, — мой адвокат расплылся в широкой улыбке. — Что-то случилось? На вас лица нет.
— Случилось, Юра, — вздохнула я, присаживаясь напротив. — Такое случилось — хоть в петлю лезь. Представляешь, свекровь моя в бумагах на квартиру копалась! Прямо среди белого дня, нагло так, беспардонно…
Улыбка мигом слетела с лица Юрия. Он помрачнел, нахмурился, заметно напрягся.
— Так, Света, давай-ка по порядку, — строго сказал он. — Что конкретно произошло? Какие документы смотрела твоя свекровь?
Я подробно обрисовала ситуацию. И про то, как застукала свекровь с бумагами в руках, и про странную реакцию мужа, и про свои подозрения. Адвокат слушал меня очень внимательно, не перебивая. Лишь хмурился все сильнее и постукивал ручкой по столу.
— М-да, нехорошая история, — протянул он, дослушав. — Света, тебе нужно как можно скорее ограничить свекрови доступ к документам. И вообще, гони ее из квартиры, пока не поздно. Судя по всему, она задумала какую-то афёру. Возможно, уговаривает сына переписать жилплощадь на себя.
У меня мороз прошел по коже. Вот оно что! Значит, не зря меня червячок точил, не зря нутром чуяла подвох. Ах ты ж старая лиса! Удумала, значит, квартирку мою заполучить. Ну, погоди, я тебе устрою веселую жизнь!
— Юра, что мне делать? — беспомощно прошептала я. — Как защитить свою собственность? Я ж не хочу ее потерять, столько денег вбухала, кредиты выплачивала…
— Главное — не паниковать, — твердо сказал адвокат. — По закону муж не имеет права распоряжаться твоей квартирой без твоего согласия. Это раз. Даже если ты напишешь дарственную или завещание в его пользу, документ можно оспорить в суде. Это два.
— А если он подделает мою подпись? — с дрожью в голосе спросила я. — Или еще чего удумает, с ихматеринской помощью?
— Не удумает, — отрезал Юрка. — Я лично прослежу, чтобы сделка была абсолютно прозрачной и законной. Отныне только через меня, контракт с описью имущества, все как полагается. И вообще, Свет, я бы на твоем месте хорошенько подумал — а нужен ли тебе такой муж? Который мать свою покрывает, от жены секреты держит? Смотри, как бы не пришлось потом локти кусать…
В висках застучало. В горле пересохло. Боже мой, о чем это он? Неужели все настолько серьезно? И впрямь придется выбирать — или я, или свекровь?
— Ладно, Юр, спасибо за консультацию, — пробормотала я, вставая. — Пойду я, пожалуй. Надо все обдумать, взвесить…
— Как знаешь, Светлана, — пожал плечами адвокат. — Но ты это, держи меня в курсе, ладно? Если что — сразу звони, в любое время дня и ночи. Прорвемся!
Я рассеянно кивнула и вышла из кабинета. В голове стоял туман, мысли путались. Хотелось рыдать и биться в истерике, хотелось бежать домой, собирать чемоданы. Или наоборот — закрыться в комнате, накрыться одеялом с головой и сделать вид, что ничего не происходит.
Господи, и почему все так сложно? Почему нельзя жить в мире и согласии, почему обязательно нужно устраивать подковерные игры? Копаться в чужом белье, красть документы, плести интриги…
«Так, стоп! — скомандовала я себе. — Возьми себя в руки, тряпка! Хватит распускать нюни, пора действовать».
И я решительно направилась домой. Будь что будет! Но так просто сдаваться я не собираюсь. Эта квартира — моя, и точка. А Антон… Что ж, придется ему выбирать. Если любит — докажет делом. Станет на мою защиту, даст отпор матери.
А не станет… Что ж, на нет и суда нет. Плакать и держаться за негодяя я не намерена. В конце концов, не мать его замуж брала. И уж точно не за тем, чтобы потом всю жизнь от ее козней отбиваться. Хватит, натерпелась!
Уже на подходе к подъезду я заметила знакомый силуэт. Ба, легка на помине! Свекровь собственной персоной, с двумя увесистыми баулами наперевес. Никак переезжает, старая перечница?
— Ой, Светочка, здравствуй! — пропела она елейным голоском. — А я тут это, вещички кое-какие из дома привезла. Сыночку своему, а то весь оборвался, бедняжка. Загоняла ты его совсем, никакого сладу нет!
Я так и задохнулась от возмущения. Это что же получается? Я, выходит, мужу своему не жена, а надсмотрщица? Вот так номер!
— Послушайте, Тамара Ивановна, — процедила я, еле сдерживаясь. — А не пора ли вам домой? Сын ваш уже взрослый, без подгузников как-нибудь проживет. И вообще, хватит таскаться к нам каждый божий день! Надоело, сил нет!
Свекровь застыла с открытым ртом. На лице её отразились одновременно шок, негодование и что-то вроде брезгливости.
— Да как ты смеешь, негодница! — взвизгнула она. — Я тебе кто, посторонняя, что ли? Я мать твоего мужа! Имею полное право здесь находиться и знать, что у вас происходит. И вообще, если бы не я, Антошка бы на тебе никогда не женился! Можешь мне всю жизнь в ноги кланяться за такое счастье!
Меня прямо затрясло от злости. Ну все, с меня хватит! Надоело это хамство и унижения. Терпение мое лопнуло окончательно.
— Все, довольно! — отрезала я. — Даю вам полчаса на сборы. Чтобы духу вашего здесь больше не было! И смотрите у меня — если еще хоть раз сунетесь в наши дела или к моей собственности, вызову полицию. Так и знайте!
Свекровь побледнела, потом побагровела. Рот ее открывался, как у выброшенной на берег рыбы. Того гляди, задохнется от ярости!
— Ах ты дрянь подзаборная! — прошипела она. — Ты как со мной разговариваешь? Забыла, кому обязана? Да я тебя в порошок сотру, мокрого места не оставлю! Антон, сынок, ты слышал? Ты потерпишь, чтобы какая-то гулящая девка указывала, как жить твоей матери?
Муж стоял ни жив ни мертв. Кажется, впервые в жизни он видел меня такой — разъяренной, не готовой больше прогибаться и молчать. Глядел то на меня, то на мать, комкал в руках полотенце и нервно облизывал губы.
— Мам, Свет, ну хватит вам! — слабо проговорил он. — Давайте спокойно разберемся, без криков и скандалов. Что еще за полиция, в самом деле! Нашли проблему на ровном месте…
— На ровном месте? — взревела я. — Да твоя мать в моей квартире хозяйничает! Бумаги ворошит, сплетни собирает! Тебе этого мало?
— Ах, бумаги ей жалко! — ехидно протянула свекровь. — Документы ей дороже семьи! Может, ты и мужа на улицу выставишь, раз он без жилплощади? Раз ты у нас такая фифа недотрога?
Антон вспыхнул и замотал головой: — Мам, ну что ты такое говоришь! Как ты могла такое подумать? Света — моя жена, у нас любовь, мы нормальная семья…
— Нормальная? — хмыкнула я. — Это где ж ты нормальность увидел? В том, что твоя мать в моем белье копается? Или в том, что к моим документам лезет, квартиру мою захапать норовит?
Муж сконфузился, опустил плечи. Бедняга, и на маму бочку не катит, и мне возразить нечего. Меж двух огней оказался, не позавидуешь.
— Свет, ну ты чего, в самом деле! — забормотал он. — Никто твою квартиру не захапает, у нас и мыслей таких не было! Ма просто поинтересовалась, на всякий случай…
— Ах, на всякий случай? — мои глаза полыхнули яростью. — Это на какой же? Может, на тот, где ты меня выгонишь и себе хоромы отжалеешь? Или такой вариант, где твоя мамаша на меня документы переоформит, пока я не видела?
— Да господь с тобой! — в ужасе замахал руками Антон. — Типун тебе на язык! Разве ж можно такое городить? Ты же знаешь, я тебя люблю, я…
— Сыночка, не распинайся перед ней! — взвизгнула свекровь. — Еще колени целовать будешь, ноги мыть! Тьфу, смотреть противно! Пошли отсюда, и дело с концом. Нечего тебе здесь ловить, с этой лахудрой подзаборной!
Меня прямо затрясло от злости. Ну все, ни минуты больше не потерплю этих оскорблений! Гнать их взашей, и точка!
— Так, мое терпение лопнуло, — отчеканила я ледяным тоном. — Даю вам ровно пять минут на сборы. Чтобы ноги вашей здесь больше не было, ни сейчас, ни впредь! А ты, муженек, выбирай — или эта квартира, или я. Третьего не дано.
Тамара Ивановна возмущенно заголосила, схватила баулы и бросилась к двери. Антон стоял посреди комнаты, бледный и растерянный. Смотрел на меня, как побитая собака.
— Свет, ты чего, правда меня гонишь? — жалобно спросил он. — И впрямь разводиться будешь, имущество делить?
— А ты как думал? — усмехнулась я. — Всему есть предел, Антош. И моему терпению — тоже. Не хочу больше чувствовать себя чужой в собственном доме. Ни тебе, ни твоей маме я спуску не дам. Так что давай, вали отсюда, пока не поздно.
Муж еще немного помялся на пороге. Потом тяжело вздохнул, подхватил сумку и поплелся за матерью. Я стояла у окна и смотрела, как они садятся в такси. Сердце рвалось на части от обиды и разочарования, а по щекам текли предательские слезы.
Боже, два года коту под хвост! И ради чего? Оказывается, мой благоверный и пальцем не пошевелил, чтобы защитить меня. Чтобы поставить на место охамевшую мамашу. Молча глотал ее помои и ждал, чем дело кончится. Тряпка, слизняк несчастный!
Ну и черт с ними. Проживу и одна, не впервой. Зато в своей квартире, купленной на свои кровные. И никто мне тут не указ — что делать, как жить, кого пускать на порог.
Тяжело, конечно, разводиться в двадцать семь лет. Снова менять паспорт, объяснять друзьям и знакомым, что да как. На работе, поди, сплетничать будут, мол, не справилась, не смогла семью сохранить.
Ну и плевать! Лучше пересуды и косые взгляды, чем такое издевательство. Лучше одной, чем с предателем и подлецом. В конце концов, не я эту кашу заварила. Не я лезла в чужую жизнь, не я строила козни и плела интриги.
Крепись, девочка. Прорвемся. И будем жить дальше — с чистой совестью и высоко поднятой головой. Без дураков, без ехидных свекровей, без мужей-тюфяков.
Так победим!
Через неделю Антон пришел забирать вещи. Был тих, понур и казался ужасно постаревшим. Видно, что переживал, маялся. Но извиняться даже не думал, гордость не позволяла.
— Свет, может, передумаешь? — робко спросил он напоследок. — Может, простишь дурака, а? Я ж не со зла все это, не по злобе. Так получилось, я ж не хотел ссор и разборок…
— А чего ты хотел, Антоша? — горько усмехнулась я. — Чтобы твоя мать и дальше мне нервы мотала? Чтобы я до старости ее капризы терпела? Увы, милый, поезд ушел. Надо было раньше думать, кого и как защищать.
Муж понурился, кивнул. Видно было, что он все понимает. И мое решение принимает, пусть и с болью.
— Ты права, Свет. Я виноват, что не вступился, — глухо произнес он. — Дал слабину, струсил. Предал тебя и наш брак. Прости, если сможешь. Надеюсь, ты будешь счастлива. С кем-нибудь другим, лучше меня.
И ушел, тихо прикрыв за собой дверь. А я разрыдалась — навзрыд, горько и безутешно. Плакала о несбывшихся мечтах, о загубленном счастье. О том, что любовь, оказывается, слепа и коротка. И мало ее для долгой семейной жизни, ой как мало!
Но ничего. Переболит и перемелется. Рана затянется, обида уйдет. Останется только опыт — бесценный, горький, но такой нужный.
Опыт, который не позволит наступить на те же грабли. Который научит не доверять слепо, любить с открытыми глазами. Отстаивать себя и свои границы — даже перед самыми близкими.
И тогда все будет хорошо. Обязательно будет, я верю. Иначе просто не может быть.
Жизнь продолжается, в конце-то концов. Без глупых мужей и вредных свекровей. Зато со мной — новой, сильной, мудрой.
И очень, очень свободной.
