Тихая ночь, на часах что-то около двух. За окном не просматривается даже силуэт сосны — настолько густо сплелись тени. В квартире всё дышит спокойствием: муж Сергей сладко похрапывает в комнате, семилетняя дочь Маша мирно дремлет в своей постельке. И вдруг — звонок в дверь. Нет, сначала один длинный звонок. Потом другой. Потом серия настолько настырных нажатий, что у меня в голове всплыла нелепая мысль: «Может, пожар?»
Я выскочила в коридор, чуть не споткнувшись о кошачью миску, подлетаю к двери. Гляжу в глазок — вижу женскую фигуру и что-то вроде сгорбленной мужской тени за спиной. Слышны приглушённые голоса. Первым порывом было не открывать — мало ли, вдруг аферисты? Но тут узнаю мамин плащ: затёртый светло-бежевый, ей сто лет дорог, хотя ей уже пять раз дарили новый. И рядом, естественно, Виктор Петрович, мой отчим.
— Лера, доченька, открывай! — шипит мама так громко, что на соседнем этаже, вероятно, уже проснулись. — Мы замёрзли, давай быстрее!
Вопрос «Что они тут забыли?» мгновенно растворяется в холодном ужасе понимания: сейчас на мою голову свалится полный комплект «Как испортить жизнь молодым за одну ночь». Мама имеет привычку временами приезжать «в гости» — но чтобы в два ночи, без предупреждения? Это уже полный сюр.
Раньше она всегда стучала и жаловалась: «Ох, Надюша, (мама любит говорить о себе в третьем лице) — житья нет у нас в квартире, Виктор Петрович затеял ремонт… Можно к тебе на денёк?» А я, добрая душа, пускала, ведь родня. И всегда этот «денёк» оборачивался не то что неделей — бывало, и месяц тянулось, с ворохом претензий, причитаний и вселенских советов.
Я тихонечко вздыхаю, пытаясь нащупать в темноте щеколду. Открываю дверь и при виде мамы и отчима с чемоданами в руках окончательно осознаю: «день-два» не отделаемся. За их спинами маячат огромные сумки, пакеты, а у мамы под мышкой ещё подушка.
— Мам, — говорю, стараясь сохранить остатки любезности. — Привет. Вы что…
— Да ремонт у нас, Лера, краску разводили, дом весь проветривается. Там уже дышать невозможно! — вставляет Виктор Петрович, как будто заранее готовился к ответу, почему они среди ночи. — Вот решили на пару дней переехать. Разве тебе жалко?
Оглядываюсь на лестничную площадку: наши соседи тоже явно проснулись и подглядывают из-за своих дверей. Ну, здравствуйте, шоу продолжается!
— Заходите, — выдыхаю. — Только, умоляю, потише. Маша спит.
Оказавшись внутри, они тут же скидывают куртки, вытряхивают чемоданы, раскрывают пакеты. Я смотрю — у них там постельное бельё, какие-то полотенца, даже коробка для посуды. Создаётся впечатление, будто они не просто переночевать приехали, а устроить филиал своей квартиры в нашей гостиной.
В голове всплывает понимание: сейчас начнётся. Под «начнётся» я имею в виду — инструктаж, как мы должны жить правильно. В прошлые разы мама уже успела поучить меня кулинарии, уборке, воспитанию Маши и тайм-менеджменту. А Виктор Петрович не упускал случая пожурить Сергея за то, что он, дескать, «слишком мягкий и не умеет командовать семьёй».
— Ну что, Лера, веди нас в спальню, — мама бросает это как само собой разумеющееся, — всё-таки диван в гостиной-то старый, не захочу на нём ночевать, да и спину скрутит.
В этот миг у меня внутри всё сжимается. Спальня — это наша с Сергеем территория, где лежат наши пижамы, книги, где мы видим хорошие сны, наконец. Делить её ночью с родителями? Мне проще как раз самой сходить в гостиницу.
— Послушай, — пытаюсь я вежливо возразить, — может, всё же диван? Он нормальный, я его недавно проверяла, когда…
— Лерочка, родная, — мама бросает на меня взгляд, в котором прописано «не спорь, а то поругаемся». — Ты хочешь, чтобы у Виктора Петровича больная спина совсем отказала? А я что же, буду виновата, если он завтра не встанет?
Мысленно даю себе команду: «Спокойствие, считай до десяти». Но чем дольше считаю, тем сильнее осознаю, что ноль терпения у меня. Всё-таки стараюсь выглядеть доброжелательно:
— Хорошо, мам, идите в гостевую, посмотрите. Если совсем невмоготу, я что-нибудь придумаю.
Виктор Петрович тем временем просачивается на кухню. Слышу, как гремят дверцы шкафчиков.
— Лера, а что тут так пусто у вас в холодильнике? — его голос звучит упрёком, будто я обязана жить на кухне круглосуточно и печь пироги. — Ни нормального сыра, ни мяса. Что вы едите, пельмени одни?
В ответ из спальни выползает заспанный Сергей, не понимая, что за шум. Глядит на родителей, на чемоданы:
— Ты мне хоть заранее могла сказать, что они собирались приехать?
— Заранее бы я с радостью, только сама узнала два минуты назад, — отвечаю, моргая ему глазами «прости».
Он закатывает глаза и спокойно идёт варить чай — всё-таки Сергей у меня человек уравновешенный, хотя тоже умеет огрызаться, если его прижать к стене.
— Изволили заявиться в два ночи, — шипит он в сторону Виктора Петровича. — Люди вообще-то спят в такое время, но, конечно, у вас всё по-другому, да?
— А что мы могли поделать? У нас ремонт! — отчим закатывает глаза в свою очередь. — Видишь ли, некуда идти, а тут родственники. Если родные не примут, то кто же? На улице ночевать?
Понимаю, что сейчас начнётся словесная перебранка, поэтому бросаю умоляющий взгляд мужу, чтобы он помягче с ними. Но Сергей у нас не робот, тоже нервничает.
В общем, закрываю входную дверь, пытаюсь всех успокоить:
— Ладно, давайте так. Сейчас быстро стелим вам в гостиной, ты, мам, с Виктором Петровичем ложишься спать, а мы уже разберёмся утром с вопросами питания и всем прочим.
Мама качает головой, глядя на меня с укоризной, но помалкивает. Видимо, устала. А отчим всё ещё бурчит насчёт отсутствия нормальной еды, но тоже еле держится на ногах.
Эскалация
Утро наступает через четыре часа. Я не успела сомкнуть глаза: то Маше приснился страшный сон, она прибегала к нам, спрашивала, почему в гостиной кто-то храпит. То у самой меня бессонница из-за нервов. Короче, еле-еле забрезжил рассвет, а я уже слышу возню и угрюмое бурчание родителей.
— Лера! Лера-а-а! — зовёт мама. Голос у неё командный, как будто я солдат, обязанный явиться на построение.
Сергей рядом ёрзает:
— Не пойду я на построение, у меня увольнительная, — шутит, но в голосе сарказм.
Я вылезаю из-под одеяла, ковыляю в гостиную. Натыкаюсь взглядом на целую мини-баррикаду из чужих чемоданов и сумок. Стоит мама с полотенцем на голове, а рядом Виктор Петрович в свитере, наставительно вглядывается в балкон:
— Лера, а где у вас нормальные швабры? Я хотел балкон подмести, но у тебя только какой-то коротышка веник.
В горле встаёт комок. То есть первое, что они решили сделать утром в квартире, — начать уборку на моём балконе? Места ли там мало? Там не то чтобы склад, но периодически я оставляю пустые банки и детские надувные круги.
— Виктор Петрович, а с чего вдруг такая забота о моём балконе? — спрашиваю, стараясь, чтобы голос звучал любезно, но сарказм прорывается: — Вы планируете там поселиться?
Он смотрит на меня тоном домашнего «царика» (очень уж у него повадки начальственные):
— Просто я привык, что у нас в семье порядок. А у вас всё в таком бардаке, что я даже не понимаю, где тут можно спокойно стоять.
Мама подхватывает:
— Да, Лер, я уже молчу, что в коридоре твои туфли разбросаны. Ребёнок может споткнуться! И что это за питание у вас? Вечером хотелось покушать, а у вас только пельмени и чай.
Секундочку, это они так «по-умному» решили, что я буду им сейчас готовить фешенебельный завтрак? На часах, между прочим, нет ещё и семи утра. Маша только встала, зевает, у неё нос заложен.
Слышу тихие шаги Сергея, который выходит из нашей комнаты, пряча под глазами синяки недосыпа. Он цедит сквозь зубы:
— Доброе утро. Какое солнце за окном, правда? Правда, нет?!
Они не реагируют на шутку, только смотрят на него, как на лунатика.
— Сергей, подскажи, — Виктор Петрович решает продолжить наступление, — где у вас сковорода? Мы хотим яичницу с беконом.
— Сковорода там, где и должна быть: в шкафчике. Бекона у нас нет, — отвечает Сергей без улыбки.
Начинаю понимать, что сейчас конфликт будет расти как снежный ком. С одной стороны, родители уверены, что им тут всё обязаны: еда, отдельная комната, порядок. С другой стороны, мы с Сергеем не против помочь, но это даже не просьбы, а требования.
Мама подходит ко мне ближе, кладёт руку на плечо:
— Лерочка, солнышко, ты ведь не хочешь, чтобы Маша росла в таком бардаке? Давай-ка приучай её к порядку. Скажи дочке, чтобы она немедленно застелила свою кровать и убрала игрушки.
— Ну, для начала, — срываюсь я, хотя стараюсь не кричать, чтобы Маша не испугалась, — давайте вы сами поставите чемоданы в угол. Они всё-таки тут не должны стоять посреди гостиной?
Родители молчат. Но атмосфера накаляется.
— Мама, — продолжаю я, глядя ей в глаза, — я всё понимаю, вы устали, ремонт, да. Но, может, всё-таки начнём с элементарных правил: если уж вы в гостях, давайте учитывать наши привычки?
— Ах, в гостях?! — мама морщит лоб. — А я думала, мы родные люди. Вот оно как: «в гости зашли»…
— Родные, — подтверждаю, — но это не значит, что вы автоматически можете устанавливать здесь свои порядки.
— То есть, — подаёт голос Виктор Петрович, — мы, выходит, должны ходить на цыпочках и не иметь права голоса?
— Голос у вас есть, но не надо с порога критиковать всё подряд. Давайте хотя бы подождём завтрака?
Неприятный разговор о деньгах
Заходит Маша, ещё в пижамке, смотрит жалобно:
— Мам, можно я позавтракаю хлопьями?
— Да, конечно, — спешу ей ответить.
Но тут же встревает Виктор Петрович, как будто по команде:
— Девочке нужно горячее! Хлопья — детский бред, никакой пользы. В моё время завтракали кашей!
— Извините, — язвлю я, глядя отчиму прямо в глаза, — но у нас XXI век. Мы иногда употребляем хлопья. И вы не против, если я сама решу, что дать ребёнку на завтрак?
Мама, видимо, понимает, что дело начинает скатываться в откровенную перебранку, и пытается перевести тему:
— Лера, а у вас сейчас денежки есть в запасе? Мы-то всё в ремонт вбухали, а нужно кое-какие материалы докупить…
Ох, вот и главная причина приезда, чувствую.
— Мам, ты серьёзно? Вы среди ночи сюда явились не только переночевать, но и денег занять?
— Ну а как иначе, дочь? Кто ж ещё нам поможет, как не ты? У тебя, наверное, есть заначка, да?
Сергей кривится и делает вид, что ему срочно надо починить кухонный кран (на самом деле, он просто не хочет участвовать в разговоре, который и так предсказуем).
— А ничего, что у нас своя ипотека и свои расходы? — начинаю сердиться я, чувствуя, что у меня в груди будто вулкан разгорается. — Вы же знаете, мы не так давно взяли квартиру, платим каждый месяц кучу денег банку.
— Вот именно, взяли-то квартиру. А мы вам это не запрещали. Значит, раз смогли квартиру купить, значит, финансы есть, — делает вывод Виктор Петрович.
Я схватываюсь за голову. Как объяснить людям, что покупка квартиры и наличие свободных денег — разные вещи?
— В общем, пока мы не примем решение, — более строго говорю я, — давайте не будем форсировать эту тему.
Мама поджимает губы, будто обижена до глубины души. Но тут в разговор встревает Сергей, и весьма неожиданно:
— Знаете что, уважаемые родители, а может, вам лучше поискать временное жильё поближе к вашему дому? Есть же гостиницы, хостелы, комнаты на сутки…
— Ах, мы вам уже мешаем?! — переходит на повышенные тона мама.
— Да нет, вы не поняли меня, — пытается сгладить Сергей, хотя сарказм в его голосе считывается легко. — Просто бывает удобно жить поближе к месту ремонта, а не тащиться через весь город.
Виктор Петрович отставляет кружку чая с таким стуком, что я вздрагиваю:
— Да не волнуйся, мы надолго не останемся. Только дождёмся, когда в нашей комнате всё высохнет, чтобы можно было хотя бы матрас занести. Это дня три-четыре…
— Три-четыре? — прохрипела я. — То есть вы хотите жить у нас три-четыре дня…
— Ну да, — пожимает плечами мама. — Может, неделю. Сколько понадобится.
Ох, чувствую себя, как загнанная в угол мышь. С одной стороны — совесть, ведь это родители, да и не выбрасывать их на улицу. С другой — ясно, что нас ждёт ежедневный контроль, претензии и, возможно, «выкручивание рук» на тему денег.
День проходит в напряжении. Родители пытаются делать вид, что обустраиваются: Виктор Петрович переместил часть своих вещей на балкон, мама разобрала чемодан в Машином шкафу (до сих пор не понимаю, зачем). Но за обедом вспыхивает настоящий скандал.
Всё началось с того, что Сергей решил пожарить картошку к столу. Поставил сковороду, начал шуршать. Я поставила на стол салат и тарелку с варёными сосисками — не шедевр, но хотя бы быстрое решение. Родители присели, и тут мама замечает, что ребёнок хочет сама себе наложить картошку.
— Маша, убери руку, ты сейчас всё рассыплешь! — мама резко вырывает у Маши ложку. — Дай, я сама.
Маша вскакивает в слезах:
— Бабушка, я могу!
Тут срабатывает «маминская» кнопка, и я говорю в полный голос:
— Пожалуйста, оставьте Машу в покое. Она достаточно взрослая, чтобы взять картошку.
— О, мы уже не авторитет, да? — встревает Виктор Петрович. — Если бы была моя внучка, всё было бы иначе.
— Так она и ваша внучка, — возражает Сергей, прикрывая сковороду, чтобы ничего не пригорело. — Что ж вы с ней спорите?
Мама вскипает окончательно:
— Лера, вы с Сергеем вообще не умеете воспитывать! В доме нет порядка, у ребёнка нет режима, да и вы позволяете ей что угодно. А потом удивляетесь, что она скандалит.
Я вскидываю брови:
— «Скандалит» — это сейчас кто? Семилетний ребёнок или вы, взрослые люди, которые приехали ночью и теперь учат нас жизни?
Слышно, как Маша тихо всхлипывает. Сергей нежно ведёт её в комнату, чтобы успокоить. Я остаюсь с родителями один на один.
— Хватит уже, — твёрдо говорю. — Вы давно перешли все границы. Ваш ремонт — ваша ответственность. Хотели пожить у нас? Хорошо. Но тогда не надо диктовать правила в моём доме.
Мама вскакивает:
— И это говорит дочь, которую я одна растила до девяти лет?! И вот благодарность?
— Мама, — руки у меня дрожат от возмущения, — я бесконечно благодарна, что ты меня растила, но сейчас у меня собственная семья, и я вправе устанавливать свои границы.
— Какая же ты самоуверенная, — презрительно произносит Виктор Петрович. — Ладно, Надя, пошли. Не хотят нас тут видеть.
— Да нет, остаться вы можете, — я уже чуть ли не кричу, — но при условии, что перестанете лезть в мою кухню, мою воспитательную политику и мой кошелёк!
Мама невольно отшатывается: видимо, не ожидала, что я могу быть столь жёсткой. Минуту все молчат, лишь слышно, как тихо тикают настенные часы.
— Ну ладно, раз уж тут такой приём, — наконец заявляет мама, поправляя выбившиеся пряди. — Найдём, где остановиться. Но знай, Лера, однажды ты осознаешь, как тебе нужны родители, а их может уже рядом не быть.
Чувствую, как где-то глубоко внутри просыпается чувство вины. Но моя злость слишком свежа:
— Я осознаю, мама, но неужели вы не видите, что вы и сами разрушаете эти отношения своими придирками?
Виктор Петрович подхватывает их чемоданы, мама пихает в сумку свои полотенца и коробку с посудой. Минут через пять, почти не говоря ни слова, они стоят у двери.
— Мы найдём, где переночевать, — громко говорит отчим. — Денег не надо, обойдёмся.
— Хорошо, — сдержанно отвечаю я, прекрасно зная, что ему сейчас хочется демонстративно хлопнуть дверью.
Когда дверь за ними закрывается, в квартире наступает почти гробовая тишина. Я минуту стою, прислушиваясь к шёпоту собственных мыслей: «А вдруг я слишком резка? Родители ведь… Но они и сами, ух, хороши!»
Из комнаты выходит Сергей, рядом топает Маша, уже успевшая успокоиться. Вглядываясь друг другу в глаза.
— Они ушли? — спрашивает дочка, чуть дрожа от напряжения.
— Ушли, маленькая, — произношу я и бережно глажу её по волосам.
— А вернутся ещё? — тихо спрашивает она.
— Сложно сказать, — пожимает плечами Сергей. — Но если вернутся, то точно не сегодня.
Я обнимаю Машу и улыбаюсь ей:
— Всё, сейчас мы будем завтракать хлопьями. И никто нам это не запретит.
Внутри какая-то часть меня плачет оттого, что отношения с мамой снова ухудшились. Но в то же время я ощущаю облегчение: можно дышать свободно, никто не ходит за мной по пятам, не придирается к мелочам, не считает копейки в моём кошельке.
В душе зарождается тихая уверенность, что я поступила правильно. Да, семья — это важная поддержка, но любовь перестаёт быть любовью, когда переходит в тотальный контроль. Особенно если этот контроль врывается в твой дом среди ночи и потом требует денег.
Как знать, может, со временем мы найдём общий язык с мамой и Виктором Петровичем? Может, они осознают, что нарушили личные границы, и хоть чуточку изменят поведение. А пока — пусть сами решают вопрос с ремонтом. Я думаю, у нас впереди ещё немало удивительных историй, когда они решат «навестить» нас в самый неподходящий момент. Но в следующий раз, чувствую, я уже буду умнее и, прежде чем открывать дверь, десять раз подумаю, стоит ли это делать.
